Прощай,
Ваня!
Иван
сидел,
насупившись,
изредка понсматривая
в сторону
жены. Та
весело поднмигивала
своему
ненаглядному,
а уж как
плясала, как
плясала,
ведьма, как
вертенлась -
всем на диво.
Гости
только и
ахали. А у
батюшки аж
челюсть
отвисла,
когда
рыжекудрая
Васинлиса
плеснула в
него
последки из
левого
рукава.
Зажмурился...
но брызги
вмиг
расплылись
по полу
горницы
синим озенром.
Ставни
терема
разверзлись,
и набенжавший
ветерок
задул свечи, а
полная луна,
проникнув
мутным
взором
сквозь
пустые
глазницы
окон,
отразилась в
воднной глади.
-
Что, Ванюша?
Попал? -
ухмыльнулся
старший брат
и толкнул
Ивана в бок.
- И не говори.
У всех бабы,
как бабы, дуры
и есть дуры. А
мне вон донметалась...
Василиса...
Премудрая, -
совсем зангрустил
Иван.
Жена
меж тем поншла,
выкаблучивая,
вкруг
колдовского
пруда и
широким
движением
белонснежной
ручки из
правого
рукава |
пустила по
нему лебедей.
Ведьмовские
очи Васинлисы
подняли
супруга из-за
стола. Точно
одержимый
лунной
болезнью он
двинулся к
ней, шепча
ласковые
слова - что-то
про рыбок,
заек и кисок.
Да разве один
Иван? Сам
государь-батюшка,
поддавшись
магнетизму
невенстки,
слез с трона и
зашагал по
ступеньнкам
вниз, где
бояре да
боярыни,
словно
лебеди да
лебедушки,
норовили
водить
хоровод.
-
Аль не
признал меня,
Иван-царевич?
- спросила
Василиса
очарованного
супружника.
-
Ты жена моя,
Василиса
Прек... Прек...
Прем... мудрая, -
медленно
проговорил
Иван
сахарными
устами.
-
Это
правильно. А
что лицо
такое киснлое?
- молвила она
спокойно, но
так
сверкнула
бесовскими
зелеными
глазинщами,
что молодому
супругу и
вовсе станло
не по себе.
-
Бог с тобой,
Василисушка!
Может, бранга
крепка,
нездоровится...
Наверное,
съел что-нибудь...
Отпустила бы
ты меня до донму.
-
Что ж, с ним и
ступай себе,
утро веченра
мудренее, -
сказала
Василиса и
колдовски
улыбнулась
на прощанье.
А
прощанье
было
недолгим.
Припав к хонлодной,
как снег,
ладони,
Ванька
вскочил и,
откланявшись
родителю,
скоренько
двиннулся к
выходу. Жена
проводила
его внимантельным
взглядом, но
больше
ничего не
сказала.
У
высокого
красного
крыльца
висела
вместительная
ступа.
Миловидная
старушнка,
тоже рыжая,
как и сама
Василиса,
отстанвив
помело, лихо
лузгала
семечки,
облоконтившись
на перила.
Заслышав, как
хлопнунли
дверцы,
старуха
повела носом
в сторонну
Ивана.
-
Эх, молодежь... -
прошамкала
она.
-
Домой, мать!..
Домой...
- А Василиса
что? -
спросила
бабка цанревича.
-
Она еще
погуляет,
мать,
погуляет нанпоследок,
- ответил Иван.
-
Дык чаго
встал, как
пень? Полезай!
-пригласила
Яга и взялась
за помело.
Кони
во дворе
жалобно
заржали, когнда,
описав
хитрый
полукруг,
едва не задев
маковки,
ступа плавно
взмыла вверх
и огнлушила
окрестности
мерным гулом.
Иван все
никак не мог
привыкнуть к
тещиной
безлошадной лкоробчонке╗,
и потому,
когда ступа
стала
набирать сконрость
сажень за
саженью, у
него чуть ли
не до самого
горла
подпрыгнул
желудок, а
перед
глазами
поплыли
разноцветные
круги.
-Ты
полегше, мать...
мать...
-
Ась? - не
поняла Яга.
-
Она еще и
глухая к тому
же, - подумал
Иван. - Ладно,
чертова
семейка! Вы
хитнры, да и я
все ж царевич,
а не дурак.
Вожатая
снова
заходила
крючковатым
носом и вдруг,
грязно
ругнувшись,
рывком
послала
ступу вбок.
-
Куда прешь,
козел
трехголовый!?
-крикнула она,
но Иван был
так погружен
в себя, что
проморгал
опасность и
усмотрел
разве
длинный
змеиный
хвост,
серебриснтым
ручейком
прошмыгнувший
мимо них.
-
Правильно, -
подтвердила
Яга. - Шкунру
поменял,
хвостатый, не
иначе, -
услыхал он.
-
Оп! - изумился
Иван и стал
думать оснторожнее,
как того и
требовал
хитрый план. ***
Про то он не
раз читал в
старых
книжках.
Прежде, ну, в
древности
этой, буквам
не положено
было врать.
Раз
прописано
пером -значит,
прописано, и
не вырубить
топором, не
переиначить.
Сорвав
кафтан и
рубаху с
потного от
возбуждения
тела, он
принялся за
поиски...
Шкурка
нашлась
сразу. Чем
премудрее
жена тем
неряшливей.
Иван понюхал:
знакомо
пахло тиной и
болотом. Так
и есть!
Уронив
второпях
тяжелую
заслонку на
ногу, Иван
выругался, но
просветленный
и довольный
своей идеей,
приплясывая
на одной,
уцелевшей
ступне,
развел огонь.
Дрова
весело
потрескивали.
Потом
он скомкал
лягушачью
кожу и
швырнул ее в
это самое
пламя,
предвкушая
иснход. Вот
она свобода!
-Так-так,
опыты, значит,
ставим! -
услыхал Иван
за спиной
насмешливый
голос своей лненаглядной╗.
-Сейчас!
Сейчас! - весь
дрожа, повтонрил
царевич и
шевельнул
раскаленные
угнли
кочергой.
-
Не старайся,
касатик! -
услышал он
второй голос
и обернулся.
Василиса,
рыжая
чертовка,
стояла, упенрев
руки в бока и
укоризненно
качая голонвой.
За ней
показалась Я
га с
неизменными
семечками.
-
У нас ить
веников не
вяжуть! - прондолжила
теща. - Не
волнуйся,
дочка!
Иван
непонимающе
уставился на
Ягу, потом его
словно
осенило. Он
побледнел,
как мертвец, и
глянул в печь.
-
Огнеупорная! -
прошептал
Иван, хонлодея.
-
Несгораемая, -
поправила
его жена. - Я ж
все-таки
Премудрой
зовусь,
сокровинще ты
мое!
Рассказ написал Дмитрий Гаврилов